Header image

Первым, кто попал в рай, был разбойник. И первым, кто попал в ад, был апостол Христов

Поделиться на:

Никогда нельзя говорить о другом человеке:

– Да ну его! Он уже ни на что не годится!

Никогда! Ты не знаешь, может, он в последний момент изменится. Да и что говорить о бедном дедушке, когда разбойник первым вошел в рай![6] Он опередил и апостолов, всех. Вошел даже раньше Пресвятой Богородицы. Разбойник, убийца, злой и окаянный человек – таким он был. Он не был каким-нибудь преуспевающим человеком, он не был похожим на современных разбойников, которые после грабежей идут давать интервью по телевидению. Он был настоящим и действительным разбойником: убивал, насиловал, крал, обижал – все делал. Но в последние минуты своей жизни на кресте он сказал одно только: Помяни меня, Господи! – и отправился прямиком в Царство Божие.

Первым, кто попал в рай, был разбойник. И первым, кто попал в ад, был апостол Христов. И то, как это все происходило, – для нас великий урок. Поэтому человеку никогда нельзя ни отчаиваться, ни ставить крест на другом. Поэтому мы не имеем права говорить:

– Знаешь, сын мой, такой, какой ты есть, ты никуда не годишься! Ты пропащий человек!

Ни о другом, ни о себе нельзя говорить так: «Ты каждый день совершаешь столько грехов, тебе нет спасения, нет никакой надежды на то, что ты спасешься!» Это грех, это отчаяние, это трагическая ошибка, это самый большой грех, который только может совершить человек.

И как говорится в молитвах ко Святому Причастию, мы не отчаиваемся в своем спасении[7]. Почему? Не потому, что я нечто, не потому, что я когда-нибудь сделаю что-нибудь и спасусь. Нет! А ради Божия милосердия и Его все превосходящей любви: ведь я же, Боже мой, действительно не могу ничего сделать, но Ты – Бог, Ты – Жизнодавец и можешь воскресить меня и спасти. Ты можешь меня спасти! И поэтому я надеюсь не на себя, не на свои дела, а на Божию любовь, милосердие, милость. Вот это важно.

И знаете, уже одно то, что человек надеется, призывает имя Господне, вздыхает и говорит: «Боже мой, спаси меня!» – уже одно это очень существенно. И он не погибнет. Он погибнет только если скажет: «Все кончено! Для меня все погибло! Я не смогу спастись!» Но, опять же, этого нельзя сказать до самого последнего мгновения своей жизни.

Поэтому Церковь не допускает того, чтобы у человека отнимали даже одну секунду жизни. Пусть кто-то и говорит: «Да это же аппараты поддерживают в нем жизнь, он же весь в трубках, уже наступила клиническая смерть, его мозг уже умер, так что полная смерть наступит через пять минут». Конечно, за эти пять минут ты можешь забрать у него кучу органов и дать жизнь другому – но только после того, как он умрет!

Это деликатная тема. Он через пять минут умрет! Да, но эти пять минут могут означать спасение этого человека. А ты кто такой, чтобы отнимать у него эти пять минут? Пять секунд. Одну секунду… Есть ли у тебя право на это? На эту последнюю секунду? Человек может обратиться к Богу по-своему. Мы ведь не знаем, как человек чувствует себя и как все у него функционирует в это время: мозг может не действовать, а сердце, существо, душа?

Митрополит Лимассольский Афанасий

apus-de-soare-maramures

 


Поделиться на: